Видение отроку Варфоломею

Видение отроку Варфоломею

Видение отроку Варфоломею – первая работа Михаила Нестерова из посвященных преподобному игумену

Видение отроку Варфоломею

Видение отроку Варфоломею — первая работа Михаила Нестерова из цикла, посвящённого преподобному игумену Сергию Радонежскому. Художник всегда относился с особенной любовью к этому святому. Существовала семейная легенда, согласно которой в детстве Михаил находился на грани жизни и смерти, но благодаря вмешательству преподобного, чудесным образом исцелившего его, он выжил…

    Надо сказать, что лечили тогда детей достаточно суровыми народными методами. Например, остужали жар на морозе или, наоборот, укладывали в прогоревшую, но очень горячую печь… Как говорится, клин клином вышибали. По словам самого художника, матери показалось, что её Миша умер. Тогда ребёнка, как полагается, обрядили и положили под иконами, на грудь поместили образок, а сами уехали на кладбище — заказывать похороны. Вернувшись, мать заметила, что ребёнок очнулся. Она до конца дней своих была уверена, что это чудо случилось благодаря заступничеству святого, которому посылали молитвы. С тех пор особенно почитаемыми и любимыми в их роду стали Сергий Радонежский и Тихон Задонский…

     Михаил Васильевич писал в воспоминаниях: Сергий Радонежский «…пользовался у нас в семье особой любовью и почитанием». В детские годы этот святой «был нам близок, входил… в обиход нашей духовной жизни». И в творческой жизни художника Радонежский игумен занимал особое место. Первой из цикла произведений, посвящённых жизни и деяниям преподобного Сергия Радонежского (в миру — Варфоломей), стала картина «Видение отроку Варфоломею», написанная в 1890 году.

На картине изображён эпизод жития святого

    Зарисовки пейзажей художник писал в 1889 году в окрестностях Троице-Сергиевой лавры, поселившись в деревне Комякино недалеко от Абрамцева. Это бывшее имение Аксаковых, превратившееся с переходом к Мамонтовым из подмосковной дачи писателей в дачу художников, впоследствии стало одним из излюбленных мест Нестерова.

    Как известно, Савва Мамонтов очень любил приглашать к себе в гости уже состоявшихся, знаменитых художников: Серова, Васнецова, Билибина, Врубеля. Бывал там и Нестеров. И на рассматриваемой нами картине запечатлены именно абрамцевские пейзажи. Об этом впоследствии писал сам художник.

    На полотне изображён один из эпизодов жития Сергия Радонежского. В отличие от двух братьев, в детстве ему трудно давалось учение. Однажды отец послал Варфоломея за лошадьми в поле. По дороге он встретил посланного Богом Ангела в иноческом образе: стоял старец под дубом среди поля и совершал молитву. Варфоломей приблизился к нему и, преклонившись, стал ждать окончания молитвы старца. Тот благословил отрока, поцеловал и спросил, чего он желает.

     Варфоломей ответил: «Всей душой я желаю научиться грамоте, Отче святой, помолись за меня Богу, чтобы Он помог мне познать грамоту». Инок исполнил просьбу Варфоломея, вознес свою молитву к Богу и, благословляя отрока, сказал ему: «Отныне Бог дает тебе, дитя мое, уразуметь грамоту, ты превзойдешь своих братьев и сверстников». При этом старец достал сосуд и дал Варфоломею частицу просфоры: «Возьми, чадо, и съешь, — сказал он. — Это дается тебе в знамение благодати Божией и для разумения Святого Писания». Этот момент жития святого и изображен на нестеровском полотне.

Историю создания картины Нестеров описал сам

   Первый этюд будущей картины сохранился в альбоме зарисовок, созданных во время заграничного путешествия. Впрочем, Михаил Васильевич сам описывает историю создания «Видения» в книге воспоминаний «Давние дни», выпущенной им в 1942 году незадолго до смерти:

    «Я прямо поехал в Москву. Повидал кое-кого из приятелей и уехал в Хотьков монастырь. Нанял избу в деревне Комякине, близ монастыря, и принялся за этюды к «Варфоломею». Окрестности Комякина очень живописны: кругом леса, ель, берёза, всюду в прекрасном сочетании. Бродил целыми днями. В трёх верстах было и Абрамцево, куда я теперь чаще и чаще заглядывал. Ряд пейзажей и пейзажных деталей были сделаны около Комякина. Нашёл подходящий дуб для первого плана, написал самый первый план, и однажды с террасы абрамцевского дома совершенно неожиданно моим глазам представилась такая русская, русская осенняя красота.

    Слева холмы, под ними вьется речка (аксаковская Воря). Там где-то розоватые осенние дали, поднимается дымок, ближе — капустные малахитовые огороды, справа — золотистая роща. Кое-что изменить, что-то добавить, и фон для моего «Варфоломея» такой, что лучше не выдумать. И я принялся за этюд. Он удался, а главное, я, смотря на этот пейзаж, им любуясь и работая свой этюд, проникся каким-то особым чувством «подлинности», историчности его: именно такой, а не иной, стало мне казаться, должен быть ландшафт. Я уверовал так крепко в то, что увидел, что иного и не хотел уже искать».

Модель для фигуры мальчика искал долго

   В процессе работы над картиной Нестеровым было сделано множество различных этюдов. До самых точнейших деталей был проработан этюд дуба, около которого стоит схимник.

   По первоначальной задумке Варфоломей стоял перед старцем спиной к зрителю. Лица его не было видно, а вся фигура со светловолосой головой и нарядная одежда скорее напоминали образ сказочного пастушка Леля, а не будущего подвижника. Акцент здесь приходится на фигуру схимника. В дальнейшем смысловым центром всей картины стала фигурка мальчика. Вернёмся к воспоминаниям Нестерова:

    «Оставалось найти голову для отрока, такую же убедительную, как пейзаж. Я всюду приглядывался к детям и пока что писал фигуру мальчика, писал фигуру старца… Время шло, было начало сентября. Я начал тревожиться, — ведь надо было ещё написать эскиз. В те дни у меня были лишь альбомные наброски композиции картины, и она готовой жила в моей голове, но этого для меня было мало. А вот головы, такой головы, какая мне мерещилась для будущего преподобного Сергия, у меня ещё не было под рукой»…

Прообразом герою послужила девочка

  «И вот однажды, идя по деревне, я заметил девочку лет десяти, стриженую, с большими широко открытыми удивлёнными голубыми глазами, болезненную. Рот у неё был какой-то скорбный, горячечно дышащий. Я замер, как перед видением. Я действительно нашёл то, что грезилось мне: это и был «документ», «подлинник» моих грёз. Ни минуты не думая, я остановил девочку, спросил, где она живёт, и узнал, что она комякинская, что она дочь Марьи, что изба их вторая с краю, что её, девочку, зовут так-то, что она долго болела грудью, что вот недавно встала и идёт туда-то. На первый раз довольно. Я знал, что надо было делать. Художники в Комякине были не в диковинку, их не боялись, не дичились, от них иногда подрабатывали комякинские ребята на орехи и прочее.

   Я отправился прямо к тётке Марье, изложил ей всё, договорился и о «гонораре», и назавтра, если не будет дождя, назначил первый сеанс. На моё счастье, назавтра день был такой, как мне надобно: серенький, ясный, тёплый, и я, взяв краски, римскую лимонную дощечку, зашёл за моей больнушкой и, устроившись попокойнее, начал работать. Дело пошло ладно. Мне был необходим не столько красочный этюд, как тонкий, точный рисунок с хрупкой, нервной девочки. Работал я напряжённо, стараясь увидать больше того, что, быть может, давала мне моя модель. Её бледное, осунувшееся с голубыми жилками личико было моментами прекрасно. Я совершенно отождествлял это личико с моим будущим отроком Варфоломеем. У моей девочки не только было хорошо её  личико, но и ручки, такие худенькие, с нервно сжатыми пальчиками. Таким образом, я нашёл не одно лицо Варфоломея, но и руки его».

Первый вариант картины выставлен в Уфе

    В середине сентября 1889 года Михаил Васильевич снял дачу недалеко от Абрамцево и приступил к картине. Вот что писал художник о своей жизни в то время: «Жилось мне в те дни хорошо. Я полон был своей картиной. В ней, в ее атмосфере, в атмосфере видения, чуда, которое должно было совершиться, жил я тогда.

   Начались дожди, из дому выходить было неприятно, перед глазами были тёмные, мокрые кирпичные сараи. Даже в Абрамцево нельзя было попасть, так велика была грязь. И лишь на душе моей тогда было светло и радостно. Питался я скудно. Моя старуха кухарка умела готовить только два блюда — кислые щи да кашу. Так я прожил до середины октября. Нарисовал углем картину и за это время успел убедиться, что при такой обстановке, один-одинешенек, с плохим питанием, я долго не выдержу, — и решил спасаться к моим уфимцам».

    Холст был свернут на скалку и увезен в Уфу в дом родителей, где Михаилу Васильевичу для работы был выделен зал с большими окнами. В начале ноября будущее «Видение отроку Варфоломею» было начато красками. Этот первый, незаконченный вариант картины остался в Уфе и через 50 лет стал собственностью Башкирского художественного музея. В нём написана только верхняя, пейзажная, часть, всё остальное — рисунок углем.

От картины исходит тепло

     Глядя на картину «Видение отроку Варфоломею», нельзя не заметить тепла, исходящего от неё. Почти все цвета, что использует художник,  солнечные и радостные: жёлтый, оранжевый, зелёный, коричневый, охра.

    На переднем плане картины видим две центральные фигуры – инока и отрока, окружённых осенним русским пейзажем. На втором – холм, заросший высокой травой. Она уже почти вся пожелтела и местами высохла, но всё же на её фоне хорошо видны небольшие нежно-голубые цветы. Глубину картине придают холмы, расположенные по бокам: слева – жёлто-зелёный, поросший высокими елями, а справа – красно-жёлтый.

   На заднем плане виднеется засеянное золотой пшеницей поле, а на его краю – две ветхие, чуть покосившиеся, тёмные избушки. За ними изображена деревянная, уже не новая церковь с ярко-голубыми куполами в окружении стройных берёз и елей. Напротив неё, через дорогу, вьётся, поблёскивая, небольшая речушка. Вода в ней чистая и прозрачная.

    Маленький Варфоломей изображён в простой белой крестьянской рубахе. На поясе виден кнут, а с руки свисает уздечка. Как было сказано выше, согласно житию, отец мальчика послал его разыскивать потерявшуюся лошадь. Глядя в глаза отроку, можно увидеть всю чистоту его души. Они смотрят на старца очень серьёзно, по-взрослому, как будто видит своё будущее предназначение.

     Некоторую таинственность картине придаёт то, что лицо святого скрыто надвинутым куколем. Видно, что старец бережно держит в своих руках ларец. В этом усматривается любовь и нежность, которые направлены в сторону отрока. Варфоломей же, стоя перед иноком, сложил молитвенно руки, а его ноги, чуть согнутые в коленях, красноречиво свидетельствуют о явном преклонении перед святостью старца.

Почему нимб написан в фас

    Следует отдельно упомянуть и о золотом нимбе, окружающем голову инока. После того, как в 1890 году полотно было впервые продемонстрировано на выставке передвижников, именно эта небольшая деталь вызвала нешуточные споры среди художников. Они сразу же заметили одно характерное несоответствие: лицо старца написано в профиль, а сам нимб почему-то в фас.

    Следуя художественной правдоподобности, святость должна была быть изображена лишь тонкой золотой линией, а не кругом, как на картине. Но, скорее всего, нарисовав эту деталь таким образом, художник Михаил Нестеров хотел привлечь внимание зрителей не к лику святого, т. е. к его внешним чертам, а именно к его праведности.

    Сама картина написана очень гармонично. Соломенные волосы мальчика напоминают осенние поля и пожелтевшие листья на берёзах, а его сапожки и штанишки выполнены теми же красками, что и куколь старца. Интересная деталь: у ног мальчика растет очень слабенькая и тоненькая ёлочка, похожая на него, а сзади старца – дуб, старый и морщинистый, как и сам инок. Это дерево всегда олицетворяло мудрость и величие.

    Продолжая сравнивать образ старца и отрока, невозможно не отметить, что простая белая рубашка на мальчике – это самая яркая деталь, находящаяся в центре картины. Она символизирует чистоту и юность, тогда как тёмные, почти чёрные одежды инока – мудрость, приходящую с годами, и старость.

Левитану картина понравилась

    Нестеров готовил свою картину к XVIII Передвижной выставке. Работы художников, не входивших в Товарищество передвижников, отбирались и принимались его членами на общем собрании тайным голосованием.

    «Пришёл Левитан. Смотрел долго, отходил, подходил, вставал, садился, опять вставал. Объявил, что картина хороша, очень нравится ему и что она будет иметь успех. Тон похвал был искренний, живой, ободряющий… Каждый день бывал кто-нибудь из художников, и молва о картине среди нашей братии росла и росла, пока однажды утром не пожаловал сам Павел Михайлович (Третьяков — авт.)… Собираемся и едем большой компанией в Петербург. Мы, тогдашняя молодежь, ещё экспоненты, подлежим суду, и строгому, членов Товарищества. Многие из нас будут через несколько дней, быть может, забракованы, и кто здесь, в этой зале, останется — одному богу известно.

    День этот настал. Вечером суд. Мы, экспоненты, томимся ожиданием где-нибудь в квартире молодого петербургского приятеля, на этот раз у Далькевича, на его мансарде. Я нервничаю, хотя общее мнение таково, что я обязательно буду принят. Однако есть признаки и плохие: отдельные влиятельные члены — господа Мясоедов, Лемох, Маковский, Волков и ещё кто-то — моей картиной недовольны, находят её нереальной, вздорной, ещё хуже того — «мистической».

   Наконец часу в первом ночи влетают двое: Аполлинарий Васнецов и Дубовский, молодые члены Товарищества, и провозглашают имена тех, кто принят. Все присутствующие попали в число их, и я тоже. Радость общая».

Споры вокруг полотна

    Картина была выставлена и вызвала много споров. Критик Владимир Кинг-Дедлов писал тогда: «Картина была иконою, на ней было изображено видение, да ещё с сиянием вокруг головы, — общее мнение забраковало картину за её «ненатуральность». Конечно видения не ходят по улицам, но из этого не следует, что никто никогда их не видел. Весь вопрос в том, может ли его видеть нарисованный на картине мальчик».

   Художник Григорий Мясоедов на открывшейся выставке отвёл Михаила Нестерова в сторону и всячески пытался убедить, чтобы тот закрасил золотой венчик: «Поймите, ведь это же абсурд, бессмыслица, даже с точки зрения простой перспективы. Допустим на минуту, что вокруг головы святого сияет золотой круг. Но ведь вы видите его вокруг лица, повернутого к вам en face? Как же можете вы видеть таким же кругом, когда это лицо повернется к вам в профиль? Венчик тогда тоже будет виден в профиль, то есть в виде вертикальной золотой линии, пересекающей лицо. А вы рисуете его вокруг профиля таким же кругом, как вокруг лица».

«Видение отроку Варфоломею» находится в Третьяковской галерее

    С другой стороны, Михаил Соловьев в своей статье «Русское искусство в 1889 году» писал: «Манера Нестерова вполне оригинальна. В ней нет подражания ни прерафаэлитам, ни романтикам, ни г. Васнецову. Он не подновляет и наших старых иконописцев. Тем не менее картина его проникнута национальным, русским духом… Молодой московский художник вдохновляется иными идеями, коренящимися в глубине народного религиозного чувства».

    Хотя хвалебных отзывов было немного, Павел Михайлович Третьяков приобрёл полотно для своей коллекции и теперь оно находится в собрании Третьяковской галереи в Москве.

    У Нестерова будет ещё много замечательный картин. Но такой чистой, такой искренней, проникнутой поэзией работы больше нет…

Наталья Швец

Репродукция к картине Михаила Нестерова «Видение отрока Варфоломея»

 

Публикация по теме: «Снегурочка Виктора Васнецова появилась благодаря дружбе с Саввой Мамонтовым»